Торг, принятие, рецессия: почему спад экономики становится всё сложнее отрицать

То, что России грозит рецессия, уже сообщили многие авторитетные экономисты. Но больше всего на население подействовало бурное обсуждение на Петербургском международном экономическом форуме, после которого слово «рецессия» стали искать в 100 раз чаще. Даже в 2022 году, на пике панических ожиданий, таких запросов было втрое меньше. 19 июня министр экономического развития Максим Решетников сказал: «По текущим ощущениям бизнеса мы, в общем, уже, кажется, на грани перехода в рецессию».

Он, а также модератор макроэкономической панели депутат Андрей Макаров фактически признали провал действующей политики. Антиинфляционный курс Эльвиры Набиуллиной вызвал недовольство и протесты на уровне правительства. При этом участники спора единодушно приукрашивают ситуацию: на деле инфляция существенно выше, а динамика реальных доходов — хуже, чем в отчетах.

Россия удвоила ВВП... но не так, как хотела

Любопытно, что в свежих официальных прогнозах министерства экономического развития на 2025 год никакая рецессия не предусмотрена. В базовом сценарии ожидается рост ВВП на 2,5%, в консервативном (который на самом деле негативный) — на 1,8%. Причем для этого Банк России не должен смягчить свою политику. Возможность, что процентные ставки останутся высокими надолго, уже была учтена ведомством Решетникова. И предполагала отнюдь не рецессию, а просто замедление роста.

На самом деле, 1,8% — был бы неплохой рост для России, ведь МВФ ожидает только 1,5% по итогам года, а среднегодовой темп за 2013–2021 гг. составлял 1,23%. Целых 1,8% — это больше, чем у Великобритании (1,1%), Франции (0,6%), Италии (0,4%), Германии (0%), Японии (0,6%) и Канады (1,4%). При темпе роста ВВП в 1,8% Россия повысила бы свой экономический вес по сравнению с блоком «недружественных держав». Откуда же такой пессимизм в словах Максима Решетникова?

Можно предположить: министр знает, что официальная статистика по динамике ВВП у России искажена в лучшую сторону путем манипуляций. В ситуации, когда структура экономики быстро меняется, цены большинства товаров заметно растут, каждый товар представлен множеством сортов и марок с разными ценами, и даже одна и та же марка может продаваться в соседних магазинах по существенно разным ценам, определение состава корзин и индексов играет решающую роль.

Снизив ключевую ставку на три процентных пункта за два месяца, Банк России молчаливо согласился не слишком усердствовать в борьбе с инфляцией и хотя бы отчасти переориентироваться на стимулирование экономики. Или, простыми словами, тоже испугался рецессии. На уровне 18% ставка уже была в конце июля — начале сентября 2024 года. Тогда это разгону инфляции не помешало. В принципе, решительная попытка задушить рост цен высокой ставкой на этом завершается.

В последние полгода денежно-кредитная политика действительно была самой жесткой за всё военное время: с января по июль 2025 года количество денег (говоря экономическим языком, денежный агрегат М2) выросло всего на 1,6%, тогда как в 2022–2024 годах его прирост за первое полугодие составлял 5–6%. Продержалась эта жесткость не слишком долго — сейчас денежная масса на 15% больше, чем год назад; это много. Эффект предшествующей накачки за полгода нейтрализовать не получилось.

Очередное удвоение ВВП, к которому когда-то так стремились, прошло почти незамеченным (хотя, конечно, подразумевали реальное, а не номинальное). «Наш ВВП по итогам 2024 года впервые преодолел отметку в 200 трлн рублей в номинальном выражении, увеличившись с 2020 года практически вдвое», — старался порадовать депутатов председатель правительства Михаил Мишустин. Однако гордиться тут нечем: в 1992–1993 годах на фоне резкого спада и инфляции такое номинальное удвоение происходило каждые четыре месяца, если не чаще.

Махинации с инфляцией

Номинальный рост ВВП включает реальную и инфляционную составляющие, и их надо еще разделить. В данном случае в России налицо как раз огромный вклад инфляции: с конца 2020 по конец 2024 года денежная масса выросла с 58,7 до 117,3 трлн рублей, то есть, как раз в два раза.

Какая же в России на самом деле инфляция? Росстат публикует параллельно индекс потребительских цен (ИПЦ) и индекс-дефлятор ВВП. ИПЦ устроен довольно просто: берется некая фиксированная натуральная корзина продуктов и регулярно измеряется ее совокупная стоимость. Это можно делать каждый месяц. Состав корзины известен по элементам и практически не меняется.

Другое дело индекс-дефлятор ВВП. При его расчете «корзиной» служит весь валовый внутренний продукт, который каждый год имеет разный структурный состав. Поэтому удельные веса всех элементов набора берутся на основе наиболее поздних весов товара или услуги в ВВП. Этот метод очень трудоемкий, и его может применять только государственное статистическое ведомство. Дефлятор в России рассчитывают не ежемесячно, а ежеквартально, публикация этих цифр по сравнению с ИПЦ запаздывает и, как правило, впоследствии они еще пересматриваются.

Логично, что разные методы обычно дают разные результаты.

Представим, что в первый год в экономике произвели 1000 булок и 100 телевизоров, во второй — тоже 1000 булок, но уже 105 телевизоров. При этом булки раньше продавались по 1 тугрику, теперь по 1,2, а телевизоры как были по 10 тугриков, так и остались. Получается, что средневзвешенный рост производства будет равен 2,335%, а средневзвешенный рост цен — 10,66%. Но если бы мы использовали корзину на основе первого года, когда удельный вес обоих товаров был по 50%, то получилось бы, что рост производства выше — 2,5%, а инфляция ниже — 10%. Подобные расхождения неизбежны, когда структура производства меняется, — то есть, всегда.

В российской макроэкономической статистике наибольшим вниманием пользуются оценки инфляции по ИПЦ и оценки реального роста по дефлятору. Между тем Росстат измеряет инфляцию и по дефлятору ВВП; можно оценить и реальный рост через ИПЦ.

Очень резко разошлись оценки, полученные разными методами для 2021 и 2022 годов. Так, в 2022 году номинальный ВВП вырос со 135 до 157 трлн рублей — на 16%. Это объясняется в основном ростом цен, но в какой именно мере? Для 2022 года инфляция по индексу потребительских цен составила 12,2%, а по дефлятору — 18,1%. Реальный ВВП в тот год упал на 1,4%, если измерять по дефлятору, и вырос на 3,8%, если измерять на основе ИПЦ.

Откуда такое расхождение? ИПЦ включает цены импортных товаров, но не включает цены инвестиционных, непотребительских благ. А дефлятор, наоборот, учитывает всё производство товаров и услуг, но только внутреннее. Кроме того, как мы видели из примера с булками и телевизорами, дефлятор переоценивает вес растущих секторов экономики (без разницы, растут ли они из-за расширения выпуска или из-за относительного повышения цен), а ИПЦ их недооценивает, пользуясь относительно устаревшей корзиной. И если в 2022 году дефлятор показал существенно более высокую инфляцию, чем ИПЦ, то возможные причины таковы:

• инвестиционные товары дорожали быстрее, чем потребительские (в частности, дорогой в тот год была сырая нефть);
• блага российского производства дорожали быстрее, чем импортные;
• в относительно благополучных сегментах экономики (сельское хозяйство, строительство, финансы) цены повышались сильнее, чем в прочих (торговля, обрабатывающая промышленность, транспорт).

Корзина Росстата или кастрюля окрошки?

Экономисты, не доверяющие Росстату, могут использовать альтернативные индексы роста цен, что позволит по-другому оценить и динамику реального производства. Например, «Индекс окрошки» — это стоимость набора продуктов, необходимого, чтобы приготовить кастрюлю или четыре тарелки окрошки — приобрел неплохую известность. Его ежегодные расчеты публикует аналитический центр «Чек Индекс», а ссылаются на него самые провластные СМИ («Комсомольская правда», «Аргументы и факты», «Московский комсомолец») и даже территориальные подразделения Банка России.

Вот набор товаров, используемый «Чек Индексом»: редис (300 г), картофель (400 г), яйца (5 штук), огурцы (300 г), колбаса вареная (300 г), сметана (100 г), квас (1 л), лук и укроп по одному пучку каждого. Цены берутся из данных онлайн-касс (от оператора фискальных данных) как средние по категориям товаров. В 2025 году индекс оказался выше на 14%, то есть за год набор подорожал на 14% (данные на вторую половину апреля). И это не самое большое подорожание за время полномасштабной войны — выше было весной 2022 года (рост на 15%).

Если перемножить индексы удорожания окрошки за 2020–2024 годы, получим рост цен на 46% за 4 года. И если учесть, что Мишустин округлил цифры вверх, то получится, что так реальный ВВП вырос на 28%. Это соответствует 6,3% в год, что совсем не плохо, хотя решающую роль в этом росте, конечно, сыграло восстановление после провала в 2020 году из-за пандемии.

А что получится, если выделять инфляционную и реальную составляющие роста, опираясь не на индекс потребительских цен и не на дефлятор ВВП, а на «Индекс окрошки»? В 2024 году компоненты окрошки дорожали быстрее, чем всё остальное. В 2021–2022 годах они дорожали быстрее, чем прочие потребительские блага, но медленнее, чем средства производства. В 2023-м продукты, входящие в окрошку, почти не дорожали.

Соответственно, если измерить по окрошке, то 2024 год выглядит наименее благоприятным: выходит, что реальный ВВП вырос не на 4 с лишним процента, как у Росстата, а лишь на 1,8%. Но если опираться на представленные данные по «Индексу окрошки» последовательно, надо прийти к выводам, что в 2023 году российская экономика выросла на 9,2%, в 2022 году никакого спада не было вообще, а в 2021-м рост составлял фантастические 13,7%.

Итак, если мы верим, что «Индекс окрошки» точнее, чем официальная статистика инфляции, то надо верить и в то, что война с Украиной вообще не вызвала в российской экономике никакого спада, даже в 2022 году. Сомневаясь в «приукрашенных» данных Росстата, мы получаем еще более приукрашенную картину, если начинаем измерять всё окрошкой.

А если посчитать в билетах на метро?

Возможно, такие странные результаты объясняются общей нестабильностью рынка овощей и сельскохозяйственных культур. Возможно, стоит выбрать альтернативный показатель, который может описать инфляцию лучше, чем «Индекс окрошки». Возьмем цену поездки в московском метро.

В 2021 году проезд в метро подорожал на 9,5%, это примерно как окрошка, но больше, чем рост ИПЦ, и меньше, чем дефлятор ВВП. В 2022 году — всего на 8,7%, что ниже всех остальных измерителей. В 2023 году — на 8%, на уровне дефлятора ВВП, выше, чем рост ИПЦ и «Индекс окрошки». Наконец, в 2024 году — целых 16,7%, это самое большое изменение.

Если сопоставить эти числа с номинальным ВВП, получится, что в 2021 году экономика выросла на 13,7%, в 2022-м — на 6,8%, в 2023-м — на 3,8%, в 2024-м — на 1,3%. Таким образом, оценка инфляции через цену проезда в метро означает, что спада российской экономики не было ни в 2022 году, ни позже.

Стоит ли считать, что подобные альтернативные оценки убедительнее официальных, сделанных через ИПЦ или индекс-дефлятор? Нет. Индексы, построенные из небольшого числа элементов, могут быть смещенными и искажать картину, особенно если все элементы относительно однородные (например, съедобные продукты).

Что успел показать «Ромир»

И все-таки интересные независимые оценки инфляции в России существуют, вернее, существовали до самого недавнего времени. Их делал аналитический холдинг «Ромир». Как и «Чек Индекс», «Ромир» собирал чеки из магазинов и ежемесячно рассчитывал средние цены на разные товары. Показатель, публикуемый этим агентством, получил название Индекс Дефлятор FMCG и был самым популярным альтернативным измерителем инфляции. Однако последний раз «Ромир» публиковал значение этого индикатора в октябре 2024 года. Непрерывный ряд данных, которые собирали как минимум с 2020 года, больше недоступен публике. Никаких официальных комментариев от «Ромира» или от государства в связи с этим не поступило.

Выход ромировских данных оборвался после того, как их процитировал доклад «Российская экономика в тумане войны», выпущенный Стокгольмским институтом переходных экономик. Ссылаясь на «Ромир», шведские исследователи предположили, что фактические значения инфляции в России могут быть существенно выше, а динамика реального ВВП — существенно хуже, чем в официальной статистике. Так, рост экономики за 2023 год на тот момент оценивался Росстатом в 3,6%, а при инфляции по «Ромиру» получалось -8,7%. Воспроизвести методологию, давшую эту цифру, затруднительно. Однако, опираясь на дефляторы «Ромира» и официальные значения номинального ВВП, оценить поквартальную динамику реальной экономики можно самостоятельно.

Дефлятор «Ромира» с 2021 года показывал значительно более высокий рост цен, чем официальные данные. В сентябре 2024 года «Ромир» фиксировал рост цен на товары повседневного спроса на 22,1% год к году — при 10% по данным Росстата. Для сравнения, в 2020 году «Ромир» фиксировал снижение цен на 2,5% к уровню прошлого года, Росстат — рост на 3,7%.

Интересно, что до первого квартала 2022 года расхождение между двумя дефляторами не превышало 5 процентных пунктов, причем временами «Ромир» показывал инфляцию не выше официальной. С начала полномасштабной войны расхождение стало гораздо больше, и теперь уже всегда в одну сторону. Возможно, и после сентября 2024-го «Ромир» вслед за Росстатом стал бы отражать некоторое снижение инфляции вслед за новым повышением ключевой ставки, но не моментально и не так резко. Проверить это публике уже не довелось.

Реальная инфляция и реальный спад экономики

Но по имеющимся данным можно посчитать, что за 2022 год российская экономика сократилась на 19%, в 2023-м еще на 1%, и после трех кварталов 2024 года дело шло к падению еще на 10%. Такие показатели, по сравнению с росстатовскими, кажутся более естественными для страны, которая тяжело воюет, зарегулирована, коррумпирована, лишена каналов обратной связи между властями и народом, тяготеет к изоляции и зависит от авторитарных соседей.

Есть еще три веских довода в пользу версии, что цены повышаются быстрее, чем по официальным данным, а реальные доходы не растут, а падают. Во-первых, довольно странно верить в инфляцию около 7–10%, если мы знаем, что денежная масса растет примерно на 20% ежегодно (в 2024 году — на 19,2%, в 2023-м — на 19,2% и в 2022-м — на 24,4%). Такое в принципе возможно, но только если резко снижается скорость обращения денег. Или, другими словами, если экономические субъекты увеличивают спрос на деньги, хотят держать больше денежных остатков.

Такая тенденция в российской экономике есть, потому что растет доля безналичных платежей. Однако этот рост не настолько быстр и в целом замедляется: по итогам 2022 года доля безнала составляла 78%, за 2023 год — 83%, за 2024-й — 86%. Для скорости обращения денег резкие колебания вообще не характерны, не говоря уже об их синхронизации с темпами эмиссии. Гораздо логичнее цифры, основанные на данных «Ромира»: в 2022 году инфляция составила около 33%, в 2023-м — примерно 16%, в 2024-м — где-то 22%.

Кроме того, официальная версия об уровне инфляции требует верить в небывалое повышение реальной ставки процента, а не только номинальной. Рост номинального процента очевиден: сейчас банки выдают физическим лицам краткосрочные кредиты в среднем под 29,2%, а кредиты на срок 1–3 месяца — под 43,1% годовых. Четырьмя годами ранее выдавали, соответственно, под 13,6% и под 14,8%.

Если россияне за годы войны так разбогатели, как уверяет официоз, то зачем они массово занимают под 20%, 25%, 30% в реальном выражении? Ведь это кабальные ставки — невиданно высокие для путинской эпохи! Но если допустить, что инфляция за 2024 год составила не 6–8%, а 21–23%, то значит, реальная ставка по кредиту составляет 6–9% при сроке до года и 20–21% при сроках 1–3 месяца, что тоже очень дорого, но в пределах разумного и в целом объяснимо для людей, чьи реальные доходы сокращаются.

И наконец, рост доли безналичных платежей, то есть, экономических оборотов, доступных для статистического наблюдения, указывает, что прозрачный для властей сектор экономики расширился, а теневой уменьшился. Эта тенденция внесла существенный вклад в «рост экономики», о котором отчитывается Росстат. Однако на самом деле здесь наблюдается скорее не рост, а изменение структуры при стагнации или сокращении общего объема.

Вполне может быть, что раньше какая-то провинциальная автомастерская ремонтировала три автомобиля в неделю, но официально учитывала только один из них, а теперь чинит только две машины, зато оплата обеих отражается в статистике. Правительство может гордиться подобными успехами цивилизации, но богатство народа при такой динамике не растет, а падает.

Поэтому Решетников и прочие не на пустом месте заговорили о рецессии. Спад в экономике России, скорее всего, не прекращается с февраля 2022 года. В 2023 году этот спад замедлился почти до нуля, но лишь за счет надежд, внушенных Центробанком, который с июля 2022-го целый год держал ключевую ставку ниже довоенного уровня и насыщал экономику дешевыми деньгами.

Это могло закончиться только горьким похмельем, которое и наступило в 2024 году, когда выяснилось, что Россия нуждается в «охлаждении», «замедлении», «мягкой посадке». Или, говоря проще, что ей надо срочно отвыкать от эмиссионной подпитки. Реальный спад был, есть и будет. Вопрос лишь в том, каким ростом цен он будет сопровождаться, получится ли его замаскировать в официальной статистике и на кого повесят ответственность.